Последняя война. Великий Гусляр. Подземелье ведьм. Сборник фантастики.

20.

Савич сидел за столом, слушая как щебечет Ванда.

Он уже все осознал и готов был себя убить. И Ванду, разумеется, тоже.

Не прожив и часа молодым, он уже изменил Елене вновь. И снова с Вандой. Как же это могло случиться? Он же специально пил зелье для того, чтобы жизнь пошла по иному пути.

– Никитушка, – Ванда подкралась сзади и поцеловала его в затылок, – я так соскучилась по твоим кудрям, лет тридцать их не видала. Тебе кофе со сливками?

– Все равно, – сказал Савич.

– Сейчас гренки будут готовы. Ах ты мой донжуанчик! А я просыпаюсь – в кровати насильник. С ума можно сойти. А никому не расскажешь. Вот бы покойная мама смеялась!

Ванда носилась по комнате легко, как настоящая нимфа. Правда, теперь Савич уже понимал, что для нимфы она слишком крепка телом и широка в бедрах. Впрочем, кто их видел, этих нимф?

– Пей, мой мальчик, – чашка кофе исходила ароматным паром, гренки были золотыми и на них еще пузырилось масло. – Колбаски порезать?

«Какой нежной она может быть, – подумал Савич. – А я уже и забыл. Надо отдать Ванде должное, она меня любит. А какой стала Елена? Может, еще не поздно? Я ничего ей не скажу. В конце концов ничего не произошло. Мы с Вандой официально расписаны, и она имеет право на супружеские отношения».

Оправдание было неубедительным.

Ванда уселась напротив, в халатике, волосы чернокрылой сумятицей над белым лбом, глаза сверкают, щеки розовые, словно намазаны румянами. И такая в ней была сила здоровья, такая бездна энергии… глаза ее вдруг затуманились, грудь высоко поднялась, и голос стал низким и страстным.

– Мальчик мой, – произнесла она. – Иди ко мне…

«Съест, – подумал Савич, – ей только дай волю, она съест.

А в моем возрасте это опасно для сердца. В каком возрасте? Что я несу?».

– Пора идти, – сказал Савич, стараясь не глядеть в глаза жены.

– Куда идти?

– К Елене Сергеевне, – сказал Савич. – Ведь мы не одни были. С другими тоже произошло.

– А какое нам дело до других? – Ванда обежала стол, наклонилась над Савичем, губами щекотала ухо.

– Ванда, не сходи с ума, – сказал Савич. Так бы он сорок лет назад не сказал. Не имел жизненного опыта. – Мы с тобой в коллективе. В любую минуту они могут прийти сюда, чтобы проверить.

Ванда выпрямилась.

– Ой, Никитушка, – сказала она. – Ты что имеешь в виду?

– Ты же понимаешь – надо осознать.

– Осознаю. К Елене спешишь?

– При чем тут Елена?

– А при том. Что, я не видела, как ты на нее вчера вечером глядел? Думал, я старой останусь, а вы с ней молоденькими – и сразу любовь закрутите. Что, разве не так? Я ваши шашни сразу раскусила.

– У меня таких мыслей и в помине не было.

Но слова эти прозвучали неубедительно, Савич был как школьник, отрицающий перед мамой очевидное прегрешение.

Ванда криво усмехнулась. Полные розовые губки сложились в презрительную гримасу.

– А я уж решила… я уж думала, что ты меня увидел и понял.

– Понял?

– Понял, что тебе от меня никуда не деться. Тогда я тебя почти не знала – девчонкой была. А сейчас я тебя как облупленного знаю. Не решишься ты ни на что. Даже если она красивее, чем раньше, стала.

– А чего я испугаюсь?

– Всего. Общественности. Моих когтей. Ответственности – всего испугаешься, мой зайчик.

– Ванда, ты забываешься, – Савич тоже поднялся – ему неудобно было спорить сидя. – Ты позволяешь себе инсинуации. Мы с тобой скоро сорок лет женаты, и я ни разу не давал тебе повода…

– Помолчи. Это я не давала тебе дать повод. И контроль над тобой стоил мне нервов и усилий. Каждую девочку в аптеке под контролем держала!

– Я и не подозревал, что ты так низко пала.

– Почему же низко? Я семью берегла. Я ведь тоже могла бы другого найти, получше тебя. Но я – человек твердый. Нашла – держу. Мужья, мой милый, на дороге не валяются. Их надо хранить и беречь. Даже таких паршивеньких, как ты…

– Ванда!

Слова жены были обидны. Но Савич со всем своим многолетним опытом общения с Вандой вдруг понял, что дальнейшая перепалка не в его пользу. Он может услышать о себе совсем неприятные слова – а кому это хочется слышать?

– В сущности, мы ничего с тобой не знаем, – сказал он. – Возможно, средство подействовало только на нас. А остальные остались…

– Вряд ли, – сказала Ванда, но такая версия ей понравилась.

Она тут же направилась к шкафу одеваться.

– Это было бы смешно, – сказала Ванда, доставая платье.

– Да, это было бы смешно, – невесело повторил Савич, глядя, как жена надевает платье.

Платье было безнадежно, невероятно велико. Но Ванда не сразу заметила это, а, подойдя к трюмо, стала примерять рыжий парик, который обычно носила, чтобы прикрыть поредевшие и поседевшие волосы. Парик никак не влезал на пышные молодые волосы, и Савич спросил:

– Ванда, зачем ты это делаешь?

– Что делаю?

– Тебе парик не нужен. У тебя теперь свои волосы лучше.

– Ага, – сказала Ванда рассеянно, продолжая натягивать парик.

– Чепуха какая-то, – сказал Савич. – Свою красоту прятать.

– Не красоту, – ответила Ванда. – Красота при мне останется.

Савич тоже достал свой костюм и стал думать, как его подогнать – он ведь на человека вдвое более толстого.

Ванда кинула на мужа взгляд и расхохоталась.

– Мы тебе, Никитушка, джинсы купим, – сказала она.

– А пока?

– Пока? – Но Ванда уже смотрела в зеркало, рассуждая, что делать с ее платьем. Потом сказала: – Может, тебе подушку подложить?