Баллада об Аотру и Итрун.

В земле Бретонской поутру Шумят деревья на ветру, В земле Бретонской в скальный брег Стучит прибой из века в век. Там холм стоит — веками лорды Тут жили, доблестны и горды, И неусыпный часовой На башне шаг чеканил свой. Жил в старом замке лорд один, Холмов окрестных господин, Но жребий лорда выпал темным, Как говорит арфист о том нам. Тот лорд ждал тщетно, чтобы звонко Смех первородного ребенка Раздался в замке, хоть жена Была красива и стройна; Вотще сокровища и злато, Вотще владенья и палаты, Коль некому оставить меч, Когда придется в землю лечь. Терзали ум его сомненья, О смерти видел он виденья, В которых чудилось ему, Что зажил враг в его дому, А склеп фамильный без ухода, Крапивою зарос у входа. И лорд в смутившемся уме От света обратился к тьме.
Жила колдунья, что ткала В пещере паутину зла, И тем, что к ней прийти готовы, В ночи она ковала ковы, — Смеясь, плела за нитью нить, Чтоб слабых ко греху склонить, И страшные варила зелья, Чтоб мертвый встал из подземелья И чтоб здоровый и живой Навек утратил разум свой. Была в пещере мгла густая, Жила мышей летучих стая Под притолокой; хохот сов И вопли жуткие котов В полночной тишине звучали Под сводом страха и печали.
Колдуньи логово черно — За чередой холмов оно Упрятано в глухой долине, Где человека нет в помине И где на валуне она Сидела ночь и день одна.
В земле Бретонской в скальный брег Стучит прибой из века в век, И ветра с камнем разговор Не молкнет над простором гор.
Упало солнце за холмы, День умер на пороге тьмы, Белел туман, и тенью мгла В долине сумрачной легла; Мигали звездные лучи, Копытом конь стучал в ночи, Лорд спешился вблизи пещеры — Черна дыра, и тени серы, Закрыло облако луну, Когда шагнул он к валуну. Слова его звучали глухо, Но их не слушала старуха — Глаза ее огня полны, Обманны, зорки и темны.
Старуха знала наперед, Кто к ней за помощью идет, Как звать его, что за беда Ведет просителя сюда. Смеясь, колдунья с камня встала И головою закивала, Велела обождать ему, Сама же канула во тьму — Ушла в пещеру, как в могилу, Где темную ковала силу, И лорду вынесла фиал, Что и во тьме, как лед, сиял. Дивился глаз тому сиянью, Что источал он каждой гранью: Искрилось зелье сквозь стекло — Оно, казалось, натекло Из горного ключа туда, И с виду — чистая вода…
Лорд стал ее благодарить, Хотел старуху одарить, Каменья предлагал и злато — Но та в ответ: «Нет! Рановато! Еще настанет мой черед — Я платы не беру вперед! О зельях всякое болтают: Мол, сердце, ум они сжигают; Иные скажут сгоряча, Что там водица из ключа, Но ты не верь сим словесам — И вскоре убедишься сам. Мне твоего не надо злата — Заслуженной пусть будет плата! Ты просто знай: настанет срок! День нашей встречи недалек! Тебя сама я отыщу — Тогда и долг сполна взыщу! Деньгами, или чем другим, Тебе безмерно дорогим…»
Леса Бретонские темны, Пути опасны и длинны, И волн биенье слышно всюду, И всюду есть там место чуду. Темны леса, длинны пути, И чащей нелегко пройти, Но наконец усталым оком Лорд свет узрел в окне высоком: То замок был его родной. Лорд лег с любимою женой, И сон принес ему усладу: Как будто он с детьми по саду Идет… А утра свет в окне Погнал уж тени по стене.
И пробудился день лучистый, И, голубея далью чистой, В ночи омытое дождем, Открылось небо над холмом, И волн стада под небом, снизу, Бежали, повинуясь бризу. Проснулся лорд и встретил день; Хоть на сердце лежала тень — Подавлен бременем тяжелым, Казаться он хотел веселым И понуждал себя на смех, Хоть в тайне ото вся и всех Не мог он сердцу прекословить — Но в замке пир велел готовить. «Итрун! — он рек своей жене. — С тобой мы счастливы вполне: Единой связаны судьбой, В любви мы прожили с тобой Немало лет — но можем вновь Вкусить и радость, и любовь, Те, что в день свадьбы мы вкушали — Почувствовать себя в начале, Вернуть блаженство тех времен, Когда под чистый, ясный звон Мы шли в одежде подвенечной Счастливой парою беспечной. Любовь еще жива у нас! Да будет пир! И в добрый час! Веселье в замке грянет пусть! И пусть в сердцах сотрется грусть, И пусть на пире предстоящем Мы новую любовь обрящем! А там — как знать, быть может. Бог Пошлет нам счастье на порог Во времени, быть может, скором — То счастье, молим о котором Мы оба уж не первый год… Блажен, кто молится и ждет». Вот так сказал он, но улыбка Была неискренна и зыбка.
В Бретонской дальней стороне Ключи студены по весне, И птицы весело поют И гнезда на деревьях вьют.
Бутоны отворились в мир, Веселый в замке грянул пир, Вино лилось, и менестрели О радости великой пели, И всяк печали позабыл, Как будто день венчанья был. Лорд с чашей встал и, улыбаясь, Сказал, к хозяйке обращаясь: «Итрун, твое здоровье пью! За душу чистую твою! За то, чтоб было счастье наше Сладчайшим, как вино в сей чаше!»
Не видно дна, вино красно, Но зелье в нем растворено — Из тех, что, не имея цвета, Рождаются во тьме, без света. Хозяйка чашу подняла: «Да будет, Аотру, светла Твоя стезя! И мы, как прежде, Всецело вверимся надежде!»
Помчались дни, с тех пор светлы, И ночи были веселы, И жизнь текла их без печали; Сны часто лорда возвращали К виденью, в коем с ним всю ночь В саду играли сын и дочь — И свет лился на них с небес, Но был за садом темный лес…
Весна и лето миновали, Листва и лепестки опали, Задули вьюги, выпал снег, Лес обнажился и поблек, Ревело море, и прибой На берег волны гнал гурьбой, И сквозняки всю ночь, как звери, Протяжно выли из—под двери, Но люди в замке, у огня, Спокойно дожидались дня, Когда весна, не зная горя, Придет, как судно из—за моря.
Как вешняя капель нежна, Лилася песня из окна И таяла в вечерней дреме…
«Скажите, что за радость в доме?»
«Хозяйке нашей полегчало! Да—да, лиха беда начало! Свершилось в нашем замке чудо — Несется детский плач оттуда! Там два младенца! Пусть все трое — И мать, и дети, спят в покое!»
«О, если бы сторицей Бог Ответить на молитву мог И тем из нас, кто небогат И всякому даянью рад!»
«Любому может повезти, Да вот не каждый лорд в чести! Бог знает, дар кому направить. Идем—ка в дом, чтоб их поздравить!»
Не слышно боле в доме стона — Но сын и дочь, как два бутона, Светло на Божий мир глядели, В просторной лежа колыбели, — И счастьем успокоясь этим, Хозяйка пела песню детям. И лорд был счастлив с нею тоже — Но мрачным он стоял у ложа. «Свершилось, — он сказал жене, — Все то, о чем мечталось мне, И ныне нам с тобой дано Узреть, что ждали мы давно! Есть у тебя еще желанья? О, я готов без колебанья Исполнить их и все найти — Что ни попросишь принести, Хоть из лесу, хоть из—за моря, Чтоб жили мы, не зная горя!»
«О, Аотру! — молвила она. — Большая радость нам дана, Послать которую молили Мы, обращаясь к доброй силе! Но почитая и любя, Боюсь я отпускать тебя! И все ж одно желанье есть — Мне мяса хочется поесть». «Итрун, скажи — любую дичь Готов я для тебя настичь, Будь то хоть утка в небесах Или олень в густых лесах! А жажда мучит? Нет беды! Я принесу тебе воды Из самых дальних родников — Я для тебя на все готов! Поверь, Итрун! Мне эти дети Дороже всех даров на свете!» «О, Аотру! Вчера во сне Желание явилось мне Испить воды хотя б глоток И оленины съесть кусок, Но тот родник скрывает тень, И в неземном лесу олень. Проснулась я, но, как назло, Желанье это не прошло. Все ж почитая и любя, Боюсь я отпускать тебя!»
В земле Бретонской поутру Шумят деревья на ветру, В земле Бретонской лес густой — Там бурелом и сухостой, И никогда там не звучит Ни лай собак, ни стук копыт, И ни охотник, ни стрелок Там не трубит победно в рог.
Взял флягу лорд и взял свое В три сажени длиной копье, Взял рог и ясеневый лук — И несся дробный перестук, И звезды белого огня Из—под копыт его коня Летели. В Бросельяндский лес, Держа копье наперевес, Лорд въехал в тишине звенящей.
Непуганные звери чащи Услышали, как ветерок Донес до них далекий рог. Внезапно в никнущем тумане Лорд увидал бок белой лани — Среди листвы была она Таинственно освещена. Как только он за ней погнался, Зловещий смех в лесу раздался, Но лорд был слишком увлечен, За ланью устремился он И за водой, которой нет В ключах, что добрый пили свет. Пустив коня под сень древес, Лорд углубился в темный лес; Стучать копыта стали тише; Над головой подобьем крыши Сомкнулись ветви, без прорех — И громче становился смех.
Клонилось солнце. Тишина Кругом стояла, как стена. И лань исчезла в темной чаще. Мрачны деревья и молчащи, Корявы корни, слепы очи В лесу глухом в преддверьи ночи.
Увидел лорд в пещеру вход — Пред ним источник феи бьет, Откуда чистая вода Бежит, сверкая, как слюда. Чтоб остудить погони пыл, Водою лорд лицо омыл и фею увидал — Она, прекрасна ликом и юна, В накидке серебристо—серой Сидела пред своей пещерой; Была рука ее бела — Она манила и звала. Чесала гребнем золотым Та фея волосы пред ним — И локоны ее, длинны, При свете ледяном луны Спадали: так же из ключа Сбегают сонмы струй журча. Он голос феи услыхал — Как будто эхо среди скал Времен далеких, стародавних, Когда никто не жег огня в них И леса не рубил топор На пышных склонах юных гор. Студен тот голос был и льдист — Как будто ветра с моря свист, Но сладки были ее речи: «О, Аотру! Я рада встрече! Позволь тебе задать вопрос — Что ты в награду мне принес? Ведь ты пришел в мои края, Чтоб заплатить, надеюсь я?»
«Ты кто? Тебя не знаю я! Зачем пещера мне твоя? Нет, не искал я Корригану! Тут, не иначе, быть обману!»
«Меня ты разве не узнал? Иль не мое ты зелье брал? Пришла пора, теперь плати — Живым иначе не уйти! Любовью плату я возьму! А ночи сладки здесь тому, Кто, позабыв дорогу к дому, Вкушает колдовскую дрему!»
«О нет! Есть у меня жена — С детьми сейчас лежит она На ложе нашем. Видно, зла Была та лань, что завела Меня сюда помимо воли! И нечего сказать мне боле». Но холодно взглянув на лорда, Ему сказала фея твердо: «Забудь жену! Забудь любовь! Сегодня женишься ты вновь — На мне! Иль не уйдешь отсюда — И камнем быть тебе, покуда Подле холодного ключа, Во тьме, без светлого луча, Истаяв, весь не изойдешь И мхом зеленым порастешь».
«О, фея темени и хлада, Грозить мне попусту не надо! Я возвращусь домой — туда, Где радостно журчит вода, Животворяща и чиста Пресветлым Именем Христа!»
«Но только знай, что без меня Жив будешь ты всего три дня».
«Тебе ли назначать мне срок? Его отмерит только Бог, И знает Он, когда меня Прибрать — под старость иль в три дня».
В земле Бретонской небеса Прозрачны — и темны леса; В земле Бретонской поутру Шумят деревья на ветру, Но иногда разносит он Над морем колокольный звон.
Без троп, во тьме, по бурелому Из лесу лорд стремился к дому И наконец к опушке вышел — И дальний колокол услышал; Уже под ним его земля, Его угодья и поля — К замку доскакал И у ворот без сил упал. «Постель стелите, — молвил он. — Скорей! Меня с ног валит сон. Кровь стынет в жилах, — знать, таят Они какой—то страшный яд. Меня неведомая сила Кругами по лесу водила Всю ночь…» Снесли его на ложе — И тяжкий сон, мученья множа, Его объял: по тропам темным Лорд брел один в лесу огромном, И ветер выл издалека, Гоня над морем облака; И прямо перед ним плыло Лицо, смеющееся зло: «Вот наши и сошлись пути — Теперь пора! Теперь плати!» И Корригану в дымке серой Увидел лорд перед пещерой: Сидела у ключа старуха И что—то напевала глухо, И космы сизые, как дым, Чесала гребнем костяным; В другой руке ее сияло На дне граненого фиала То зелье, что она ему Дала, призвав на помощь тьму.
Лорд к вечеру очнулся: «Звон… Я слышу звон, — промолвил он. — И пенье слышу при луне… Но говорить о том жене Я запрещаю! Смерть близка… Не говорите ей пока! Сгубило колдовство меня — И мне осталось жить два дня, Но пусть Итрун моя и дети Сто лет живут на этом свете!» Из темной речи лорда слуги Не много поняли в испуге, Но все же предпочли молчать И ничего не отвечать. Итрун наутро пробудилась И сразу к слугам обратилась: «Какое утро! Свет какой! Не приходил ли лорд домой Под вечер? Спать об эту пору! Устал… Наверно, встанет скоро».
«Нет, лорда не было пока, Но к вечеру наверняка Мы известим тебя о том, Что муж твой воротился в дом. А может, завтра поутру Заявится он ко двору…»
На третье утро пробудилась Итрун — и к слугам обратилась: «Смотрите, утро холодно, А мужа нет уже давно — Он не явился ко двору Ни к вечеру, ни поутру».
«Откуда знать нам?» — Так в испуге Хозяйке отвечали слуги.
В пеленках белых рядом с ней Лежали дети — им семь дней Уж было от роду; привстала Итрун и девушкам сказала: «Вернется скоро муж домой. Наряд несите лучший мой, Несите кольца, жемчуга — Пусть видит лорд, сколь дорога Мне радость встречи и что снова Жена его вполне здорова».
Она взглянула из окна — Прохладно, ветер, тишина: Деревья дышат тяжело, И небосвод заволокло, Не слышно цокота копыт, И лишь по кровле дождь стучит… И бьет прибой из века в век В земле Бретонской в скальный брег. Темнел вечерний небосклон, Когда раздался в церкви звон. Итрун спросила: «О, по ком? По ком звонят, взнося псалом? Что там священники поют? Кого на кладбище несут?»
«Какой—то странник, говорят — Его нашли у наших врат Совсем больного. Конь был хром. И странника забрали в дом, Но умер он и, слава Богу, Теперь отправился в дорогу, Которую сулил всем Бог — На досках похоронных дрог».
И ликом сделавшись темна, Меж слуг заметила она Рыдавших: «Может, был он строен, Красив и почестей достоин? Иль, может быть, настолько зла Его судьба в миру была, Что плачете? Зачем молчите? Кто этот странник, говорите — Чтоб я могла спокойно спать Или в отчаяньи рыдать».
Смолчали слуги. И всю ночь Итрун пыталась превозмочь Жестокий жар, мечась в постели. С утра — лишь росы заблестели На каждом листике в саду, Сказала: «В церковь я пойду. Должна там нынче побывать я. Мне красное несите платье, Парчовое, иль голубое, Иль все равно теперь какое». «Нет, леди! Надлежащий вид Принять обычай нам велит: Одежде следует быть черной, Душе — смиренной и покорной». И в черном платье от порога Пошла Итрун молиться Богу: В руке свеча и долу ликом, Брела в смирении великом. Во мгле церковного придела Она покрытый гроб узрела, Свечей оплывших скорбный ряд И пламя тлеющих лампад — И своего владыки меч И герб узрела в свете свеч. Вотще его богатства ныне — Пришел конец его гордыне.
Во мгле церковного придела Навек Итрун похолодела — Хозяйку подняли с земли И тихо в замок отнесли, И уложили на постели Под плач младенцев в колыбели.
Жгли свечи в замке, факела, И за молитвой ночь прошла — А утром, словно бы без сил, Церковный колокол забил, Взмывая в высоту небес; И Бросельяндский темный лес Услышал этот звон протяжный: И там, где бил в долине влажной Источник с чистою водой Перед пещерой вековой, Укрытой непролазной чащей, Раздался хохот леденящий.
И вместе с Аотру под холмом Нашла Итрун последний дом. Еще немало долгих лет Светил их детям солнца свет, И выросли они, но все же Отец и мать на скорбном ложе Об их судьбе из—под земли Уже проведать не могли.
В земле Бретонской в скальный брег Стучит прибой из века в век, В земле Бретонской поутру Шумят деревья на ветру.
Повествованье кончил я О лорде — Бог ему судья! И хоть печален сей рассказ, Но ведь не всякий день у нас Веселье. И с надеждой новой И чистой верою Христовой Жить учит Бог, день ото дня Нас от отчаянья храня, Пока Пречистой Девы очи Нам не рассеют дольней ночи.
Джон Рональд Руэл Толкин.